истории — Дорогие россияне

Чарльз

Вряд ли есть на свете более счастливый человек, чем Чарльз, когда я его встречаю у двери.

Чарльз — это курьер, который привозит нам продукты. Ему примерно лет сто и подниматься на четвертый этаж без лифта старику сложно. Когда я заметил это, то начал сам спускаться и сразу, кажется, стал любимым клиентом Чарльза.

Вот неполный список эпитетов, которыми он меня приветствует: star, life saver, gentleman, truly great, champ. Надеюсь, что когда на старости лет стану курьером, кто-нибудь тоже будет встречать меня на первом этаже.

Дерево

Моей первой ролью в театре было дерево.

Четверть века назад в мюзикле «Приключения Буратино» режиссер доверил мне небольшую, но важную роль дуба, который появлялся на сцене в самый ответственный момент в компании двух своих лесных товарищей. Между собой мы называли это танцем маленьких дубят. Нужно сказать, что попадание в образ было стопроцентным: ни до, ни после мне не доставались роли, настолько соответствующие моей несколько деревянной пластике. Костюмеры тоже поработали на славу, облачив меня с товарищами в обтягивающие серые комбинезоны с большим зеленым листом в самом, так сказать, интересном месте.

Мне кажется, что мы тогда даже затмили исполнителей главных ролей, но почему-то критики предпочли не заметить мощный дебют.

Это, разумеется, не могло меня остановить.

Пару лет спустя я уже блистал в роли Гулливера в одноименном спектакле. Очередной триумф, иначе не скажешь. Единственную свинью мне подложили костюмеры, выдавшие ботфорты с огромными фигурными отворотами. Это сомнительное достижение обувной промышленности отказывалось вести себя прилично и постоянно норовило упасть куда-то к щиколоткам. Решение костюмеры нашли быстро, прикрепив отвороты булавками к моим штанам. Прозорливые читатели уже, наверное, догадались, что произошло дальше: на протяжение всего спектакля Гулливер одной рукой активно жестикулировал, а другой поддерживал штаны, чтобы не оказаться в одних, простите, трусах в окружении детей младшего школьного возраста. Неловкая была бы ситуация, прямо скажем.

После такого конфуза успешной театральной карьере, казалось бы, ничего не могло помешать. В 2001 году в спектакле на английском языке по пьесе The Jest of Hahalaba Лорда Дансени я исполнил сразу две роли: самоуверенного дворецкого и злобного духа. До сих пор уверен, что создатели Downton Abbey где-то нашли запись, потому что некоторые их дворецкие до степени смешения похожи на моего.

В 2004 году я присоединился к постановке мюзикла про Тома Сойера, где сыграл школьного сторожа и пьяницу Меффа Поттера. По сюжету мой герой постоянно прикладывался к фляжке, куда я предусмотрительно налил чай. Спектакль мы давали три дня подряд и сначала все шло более-менее нормально. Я произносил текст в нужных местах, с дубовой грацией передвигался по сцене, прикладывался к фляжке, но что-то продолжало тревожить. Я понимал, что Мефф Поттер не раскрывается. Что-то его ограничивает. Зрители видели Илью Кабанова в смешном костюме с фляжкой, но никак не школьного сторожа и пьяницу. Решение я нашел быстро: к последнему третьему спектаклю я вероломно заменил чай во фляжке на гораздо более соответствующий образу героя виски.

И, знаете, Мефф Поттер раскрылся! Интонации стали увереннее, импровизации — смелее, место дубовой грации заняли почти кошачьи движения. Ко второму акту я понял, кто на самом деле был героем пьесы: конечно, не Том Сойер и даже не Бекки Тэтчер. Конечно, это была история Меффа Поттера, его страданий и поисков себя! Нужно было помочь зрителям понять это, так что я добавил от себя пару монологов, позаимствовал у других персонажей несколько реплик — моему герою они подходили гораздо больше. Я даже ввел Меффа Поттера в один из танцев, радикально осовременив несколько консервативную хореографию.

В общем, это была работа уровня «Золотой маски».

После спектакля ко мне подошел режиссер, по-отечески приобнял и сказал, что мое прочтение Поттера было, безусловно, интересно, но с алкоголем на сцене лучше завязать. На это я пойти не мог и в итоге надолго завязал со сценой.

С тех пор затянувшийся саббатикал я прервал лишь однажды, летом 2012 году, когда нелегкая судьба популярного блогера занесла меня на отборочный тур конкурса историй Grant’s True Tales в Новосибирске. Великолепная режиссерка Тина руководила процессом и смогла превратить мой рассказ о том, как мы с дедом охотились на барсука, в потенциальный хит. После пары стаканов спонсорского виски я выполз на сцену культового некогда бара «Труба» и рассказал эту историю так, что зрители просто не могли не проголосовать за меня, отправив в финал.

Пришлось ехать в Москву, где в студии «Дождя» собрались рассказчики со всей страны. Вел все это Сергей Чонишвили, почетным гостем был Леонид Парфенов, в зале собрались героини и герои светской хроники, а также дорогие собутыльники Саша и Антоша. Даже присутствие такой мощной группы поддержки не помогло повторить успех: финал я проиграл, но внутри было уже столько спонсорского виски, что расстраиваться было как-то глупо. Мы с товарищами реквизировали еще несколько бутылок, перешли мостик, сели на ступенях будущего бассейна «Москва» и принялись изо всех сил нарушать общественный порядок и оскорблять чувства верующих.

С другой стороны, чего еще ждать от театральной богемы!

Дед и мрамор

Дед мой однажды раздобыл где-то несколько центнеров мраморных обрезков. Ну, то есть, как раздобыл: стащил в карьере то, что осталось после заготовок камня для строительства новосибирского метро. Забрал, можно сказать, то, что плохо лежало.

Этим сокровищем — а для семилетнего меня мраморные обрезки выглядели именно что драгоценным кладом — он аккуратно выложил двор у своего дома. Так в Черепаново появился первый и, видимо, последний двор с мраморным полом.

Мраморный пол придавал особый шик любой деятельности деда. Думаю, он чувствовал себя римлянином, не меньше, каждый раз, когда лежал на этом полу, ремонтируя разваливающуюся на глазах древнюю «Шкоду». Она, кстати, была первой и на долгие годы последней иномаркой в Черепаново.

В начале шестидесятых дед где-то раздобыл кузов списанной скорой помощи — ну, то есть, как раздобыл: стащил наверняка, хотя по семейной легенде это был честный обмен. Якобы дед выменял «Шкоду» на старый мотоцикл «Урал» с коляской. Бабушка тогда решила, что дед сбрендил, махнув не глядя нормальный еще мотоцикл на ржавое корыто, которое и ездить-то не могло. Но для деда это была сделка века. Еще бы, ведь «Уралом» в Черепаново никого удивить было нельзя, а вот чехословацкая «Шкода» с белым кузовом могла стать — и в конце-концов стала — ценным активом. Он тщательно ее восстановил и эта трофейная в некотором смысле иномарка радовала всех окрестных мальчишек следующие двадцать лет. А сколько навоза можно было перевезти во вместительном багажнике!

Когда скорбный путь «Шкоды» подошел к концу и никакие заплатки уже не помогали, дед ее разобрал все на том же мраморном полу и превратил шкодные запчасти в более-менее новую «Волгу». Лучше бы купил машину на рынке как все нормальные люди, сказала тогда бабушка, но переубедить деда никто никогда не мог.

Тот старый дом, кстати, дед потом обменял на двухэтажный кирпичный коттедж, но мраморный пол во дворе, по слухам, сохраняется до сих пор как артефакт давно минувшей цивилизации.

Ираклий

Ираклий знает только два слова по-английски: «хеллоу» и «ноу». У него нет обратного билета. «Если не понравится в Лондоне, улечу через три дня, если понравится — через семь», говорит он. Но у Ираклия есть козырь в рукаве — греческое гражданство. Второе гражданство, как он постоянно напоминает: «Я гражданин России, но с греческим паспортом». Греческого загранпаспорта, впрочем, у Ираклия нет — его срок давно истек — зато есть российский загран и греческий айди. Я предложил Ираклию перевести его диалог с офицером, в основном, чтобы посмотреть, как его пропустят через границу с таким набором вводных, а в результате узнал в подробностях невероятную историю его семьи.

Ираклий — грек, хотя родился в Тбилиси, а последние 17 лет живет на российском Кавказе. Его предки перебрались в Российскую империю в 1824 году, сбежав от османов. После пересечения границы им дали пять рублей золотом на обустройство и новую фамилию: Милодонисы стали Миловидовыми. Мнения самих предков при этом не спрашивали: просто поменяли фамилию и всё. Семья полтора века поддерживала свои традиции: деды Ираклия говорили на понтийском языке, сам он его немного знает, но на современном греческом уже не говорит, только что-то понимает.

Ираклий с детства привык к отсутствию границ: «Мы говорили, что едем «в Харьков», а не «на Украину». В Харькове он учился, а в начале 2000-х перебрался в Россию, где построил небольшой мукомольный завод. Перед этим он успел получить греческое гражданство: говорит, что тянул до последнего и занялся этим только через несколько лет после всех родственников и знакомых. Греческие чиновники тогда решили все формальности за пару дней, в процессе поменяв фамилию Ираклия с Миловидова на Милодониса. Есть что-то общее у клерков Российской империи и современной Греции.

Эта чехарда с фамилиями задержала нас на границе минут на двадцать: британский пограничник долго не мог понять, почему в греческом удостоверении и российском паспорте указаны разные фамилии. В конце концов мой дар убеждения и доверительное лицо Ираклия перевесили сомнения офицера: мы оказались в Англии, обменялись телефонами и разошлись по своим делам.

Баба Рая

Бабушка у меня мировая. Из её невероятных историй можно составить книгу и лучше сразу готовиться к двухтомнику. Не исключено, что моя страсть к сочинительству досталась от именно бабы Раи.

Через полгода после рождения бабушки наша семья впервые попала на страницы прессы. В сентябре 1941 года районная газета опубликовала проникновенную речь её отца на колхозном собрании. Всё для фронта, всё для победы, сказал предпенсионного возраста мужик и вскоре сам отправился бить фашистов. На войне он дошёл до Вены, пропитавшись, вспоминает бабушка, по пути европейскими ценностями. Вернувшись после победы в родную деревню, он сразу начал внедрять цивильные порядки. В глухом сибирском селе в конце пятидесятых он заставлял дочерей носить брюки и коротко стричься. Был, то есть, трендсеттером, если не сказать — стилягой.

Когда Рая подросла, в её жизни начали происходить совсем уж голливудские истории. Однажды зимой она вышла с работы в метель. Не принято было тогда выходить в метель, но юную Раю это не остановило — она всегда верила в свои силы. Поход едва не закончился трагедией. Очень скоро Рая заблудилась, начала кружить по пояс в снегу. Вот и смерть моя пришла, думала она, а я ведь даже не пожила толком. Но вместо смерти девушку догнал Толька, младший брат её, как сказали бы сегодня, бойфренда и будущего супруга Юры. Он вытащил Раю и пурги и отвёл домой. Оказалось, она бродила кругами в ста метрах от двора.

Вскоре Рая и Юра решили пожениться и тут опять традициям не было места. Жених взял паспорт невесты и через пару дней довольный вернул его со штампом: знакомый председатель сельсовета совершил обряд в отсутствие виновницы торжества.

Бабушкой Рая стала чрезвычайно рано — в сорок два. Была она тогда всего на десять лет старше меня сегодняшнего. Готов ли я сейчас к внукам? Чрезвычайно сомневаюсь. Но бабушка справилась с внезапной ношей с честью. Недаром она всегда верила в свои силы. Баба Рая и деда Юра меня, по сути, и воспитывали в середине лихих восьмидесятых. Они были для меня ролевыми моделями. Деду я пытался подражать, бабушкой восхищался. Самым, конечно, невероятным для юного лентяя был её ежедневный ритуал: каждое утро бабушка делала зарядку. Она и сейчас начинает день с зарядки, а ещё поёт в хоре, и это уже не говоря о хлопотах по поддержанию порядка в двухэтажном деревенском доме.

Хотел бы я в семьдесят пять делать зарядку по утрам, но в тридцать два даже выбраться из-под одеяла порой не просто. Надо, пожалуй, как когда-то в детстве брать пример с бабушки и начать верить в свои силы.

Фанат

Игорь был первым настоящим фанатом «Звездных войн», с которым я познакомился. В девяносто девятом году мы с ним обсуждали «Скрытую угрозу» и ее роль в каноне. Сошлись на том, что история с мидихлорианами — это хорошо, а Джа-Джа Бинкс — плохо.

Уже тогда у него была небольшая коллекция фанатской меморабилии — американское издание оригинальной трилогии на видеокассетах, магнитики с репродукциями плакатов, какие-то футболки и кепки. Вообще, он был фанатом со стажем — из числа тех, кто посмотрел «Звездные войны» еще в восьмидесятых — я, к примеру, это сделал только в девяносто первом году Потом мы перестали часто общаться, но при редких встречах на улице или в онлайне обсуждали, в основном, конечно, любимую звездную тему.

Игорь очень ждал выхода «Пробуждения силы», хотя, как и многие из нас, испытывал смешанные чувства после покупки франшизы «Диснеем». В минувшем сентябре он поздравил меня с днем рождения, добавив свое фирменное пожелание: May the 4th be with you! Эта его фраза в свое время так меня поразила, что выражение the4th стало лет пятнадцать назад моим первым адресом электронной почты.

Это был наш последний разговор. Через полтора месяца Игорь умер. «Пробуждение силы» будем смотреть без него.

Явка с повинной

Моя криминальная карьера началась чуть больше двадцати лет назад.

На дело мы пошли с летним приятелем Ромкой. Летним он был потому, что виделись мы исключительно во время каникул, когда оба приезжали из разных городов необъятной Родины в деревню к бабушкам. Ромка был на пару лет старше меня и жил с родителями на севере, то есть, человеком был опытным и авторитетным. Во многих вопросах я верил ему безоговорочно. Ромка взял на себя планирование операции. Целью был выбран соседский огород, хозяева которого дома почему-то появлялись редко.

Преодолев в начинающихся сумерках забор — с этим мы справились легко, благо за годы тренировок облазили, кажется, все доступные заборы в округе — мы пошли вдоль грядок к огромной яблоне. Ее ветки свисали почти до земли под тяжестью мелких ранеток — им и предстояло стать нашей добычей. Начав срывать запретные плоды, мы поняли, что забыли взять с собой рюкзак, сумку или хоть что-нибудь, куда можно было бы спрятать похищенное. Я запаниковал и малодушно предложил ретироваться.

Опытный Ромка быстро нашел решение: мы вывернули футболки и сложили яблоки в них. Пора было убираться с соседского огорода. Внезапно залаяли собаки, так что наше отступление больше походило на побег: толкая друг друга и наступая на грядки, мы добежали до забора, потеряв по дороге изрядную долю сорванных яблок. Оказавшись в безопасности своего двора, мы пересчитали добычу: я умудрился сохранить девять ранеток, у Романа осталось восемь. Не густо для такой опасной операции.

Где-то вдалеке раздались звуки милицейской сирены (возможно, впрочем, что за сирену мы приняли паровозный гудок на станции). Я чувствовал — нет, я знал — что это за мной. Жизнь моя закончилась, скользкая дорожка привела к ожидаемому финалу. Одно хорошо: в сентябре не придется идти в ненавистную школу.

Сердце колотилось, воображение рисовало суровые картины колонии для несовершеннолетних, куда нас теперь, конечно, должны были отправить. Зачем я только послушал этого дурака Ромку?! В конце концов, в нашем огороде росли точно такие же ранетки.

Решение пришло в голову быстро: нужно срочно сдаться на милость бабушки. Выдавив для порядка слезу, я рассказал ей о нашей краже. «Ранетки-то хоть попробовали?» — строго спросила бабуля. «Угу, кислые» — ответил я. «Так всегда бывает с ворованными вещами» — мудро заключила бабушка. Сидевший рядом дедушка отвернулся, скрывая улыбку.

Сам еврей

Матушка рассказывала, что знакомые, узнав, что она собирается назвать сына — меня, то есть — Ильей, в ужасе пытались отговорить молодую мать: «Это же еврейское имя!»

Позже, в шестом или седьмом классе, я умудрился действительно стать жертвой антисемитизма. Одноклассники, пытаясь задеть, обзывали меня евреем и показывали пальцем. Было очень обидно, но я мужественно смахивал слезы и дерзко отвечал самому старшему обидчику «Сам еврей!»

Потом приходилось, конечно, бежать.

Давай поженимся

Насте Парфеновой.

«Давай поженимся!» — сказал мой дедушка моей бабушке пятьдесят четыре года назад. Тогда, конечно, он еще не был моим дедушкой, а она не была бабушкой — я появился на свет парой десятилетий позже. Так что будем использовать имена, которыми они сами называли тогда друг друга.

«Давай поженимся!» — предложил Юра своей подруге Рае. Юре — двадцать пять, Рая на шесть лет моложе. Они дружили больше года — пили чай, ходили на танцы и в кино, где ревнивый Юра выкупал билеты на соседние места, чтобы другие парни не садились рядом с его любимой. Рая работала в райцентре, Юра жил в деревушке в восемнадцати километрах от нее и регулярно приезжал в гости на служебной «Победе». Начальник Раи однажды сказал ей, что сжигающий такими темпами государственный бензин ухажер рано или поздно разорит родной район.

Юра, трудившийся шофером в сельсовете, был серьезным молодым человеком — обещаний зря не давал и слово держал. И он твердо решил жениться на Рае. Юная Рая не думала пока о семье, но ухаживания взрослого и красивого парня ей, конечно, льстили.

Юрку в районе знали как сына Горицына — фельдшера, который больше двадцати лет лечил жителей окрестных сел от всех болезней, включая душевные травмы. Старший Горицын погиб на фронте в 1942 году. Уважение к нему со стороны земляков перешло по наследству к детям, так что все считали, что Рае с Юрой повезло.

Когда в октябре тысяча девятьсот шестидесятого года Юра предложил подруге пожениться, она не сразу нашлась, что ответить. Отказать — значит обидеть, да и Юрка ей, в общем, нравился. Но выйти за него, уйти из дома старшей сестры и жить с мужем… Взрослая жизнь пугала. Отведя взгляд в сторону, Рая наконец ответила, что против свадьбы она ничего не имеет и согласилась бы на Юркино предложение, но вот ЗАГС ей не нравится.

— Не хочу в ЗАГС, стесняюсь, — сказала девушка. — Вот если бы можно было без него… — Ей казалось, что таким ответом она охладит пыл жениха и отложит решение сложного вопроса на некоторое время.

— Давай паспорт! — потребовал он. — Отвезу в сельсовет, Петька нас распишет. — Петька был лучшим другом Юры и по совместительству председателем сельсовета.

Шутки и озорство Горицына были всем известны, и Рая торжественно вручила парню свой паспорт. В конце концов, даже интересно, что он придумает в этот раз.

Прошло несколько дней. Сердечко Раи покалывало — а вдруг!.. Юра, конечно, тот еще шутник, но кто его знает…

В следующую субботу Рая не пошла на танцы — предчувствие заставило остаться дома. Интуиция не подвела — вечером Юра приехал к ней в гости на служебной «Победе». Остановил машину у крыльца, зашел в дом.

Рая впервые увидела друга в костюме и туфлях — своих у него точно не было, значит взял у кого-то из друзей. Сердечко ее уже не покалывало, а отчаянно колотилось.

— Вот! — сказал Юра, протягивая два паспорта и свидетельство о браке, подписанное председателем сельсовета.

Рая села на диван. Юра присел рядом.

Так поженились дедушка и бабушка.

Иллюстрация: Алексей Бархатов.

Министр и мерседес

Рассказали историю про свеженазначенного новосибирского министра, который не смог попасть в подведомственное учреждение. Вахтерша отказалась пропускать его без документов и послала чиновника на хер, добавив: «Министр? У тебя на лбу не горит, что ты министр».

Горжусь русскими женщинами.

***

Много лет назад мы собирались на какой-то тренинг. Кажется, он был посвящен тим-биллингу и, наверняка, тайм-менеджменту. Мои одноклассники побежали занимать лучшие места в микроавтобусе, а я замешкался и места мне вообще не хватило.

Наша классная не была готова оставить меня за бортом тренинга и в итоге поехал с кем-то из родителей в мерседесе с кожаным салоном. Думаю, этот момент был самым важным во время моего взросления. С тех пор я перестал напрягаться и начал прокрастинировать.