metkere — Страница 3 — Дорогие россияне

Каталонские старики

Древний усатый старик, опираясь на тросточку, идет по тротуару, толкая перед собой тележку, в которой из вещей — только старый кассетный магнитофон внушительных размеров. Магнитофон работает, немногочисленные прохожие слушают вместе со стариком его мелодии. Время от времени этот столетний меломан останавливается, делает музыку громче, качает головой и, кажется, пытается пританцовывать. Очень уж ему нравится музыка.

Сегодня есть поколение айподов, когда-то было поколение счастливых обладателей уокменов, а еще есть этот дед, таскающий всюду с собой музыку в тележке и отдувающийся за все столетнее поколение, из которого он остался чуть ли не один.

Лысый старичок с окладистой седой бородкой заходит в кафе, здоровается с официантами, садится за стол, заказывает кофе с молоком и рогалик, раскрывает газету и начинает изучать сводку спортивных новостей. Судя по всему, этот ритуал он ежедневно повторяет в течение последних лет шестидесяти. Когда официант приносит ему заказ, пожилой болельщик несколько раз встряхивает пакетик с сахаром, после чего высыпает его в чашку с кофе и долго, даже слишком долго размешивает напиток ложечкой. Потом он отламывает кусок булочки, обмакивает в кофе и только после этого отправляет его в рот. Я прекрасно понимаю старика: эта нехитрая операция раскрывает банальный рогалик с совершенно новой стороны, добавляя ему молочно-кофейной сладости и размягчая текстуру.

Покончив с выпечкой и кофе, дед возвращается к газете и внезапно — в размеренной атмосфере утреннего кафе его жест получается особенно неожиданным — хлопает ладонью по столу. Кажется, старик опять не угадал со ставкой. Немногочисленные посетители даже не оборачиваются — к череде неудач кофейного деда здесь давно привыкли.

Крошечная старушка увлеченно рассказывает что-то окружившим ее детям. Ребятишкам не больше десяти-одиннадцати лет, но почти все они на голову выше разговорчивой бабуси. Они очень внимательно слушают ее, время от времени поворачиваясь и следуя взглядом за ее активной жестикуляцией. Старушка улыбается и, судя по всему, страшно горда собой — такое внимание юношества ей очень льстит.

Иллюстрация: Алексей Бархатов.

Как я писал пьесу

Давным-давно — речь действительно идет об очень далеких событиях, ведь произошли они в самом начале века — я решил войти в историю, написав пьесу по мотивам творчества Ника Кейва. Впрочем, «решил» — это громко сказано, скорее, дал себя убедить, что такая пьеса должна появиться и написать ее непременно нужно мне.

Речь в пьесе, если память меня не подводит, шла о судьбе одинокого художника, живущего на чердаке и никогда не покидающего свою, так сказать, квартиру. Не очень понятно теперь, почему именно он так привязался к своей каморке — вполне возможно, этот момент в пьесе был застенчиво обойден вниманием.

Однажды наш герой, которого звали, разумеется, Николас, увидел с высоты своего чердака проходившую мимо девушку и, как это часто случается с одинокими художниками, влюбился в нее. Перед ним встает трудный выбор — выйти из своего убежища, которое, напомним, он не покидает уже хрен знает сколько, и бежать за любовью своей жизни, или остаться и рефлексировать об этом еще лет двадцать.

Мироздание оказалось благосклонно к потенциальным читателям и зрителям — пьеса не только никогда не была дописана, но и даже начата не была. Много лет спустя я узнал о существовании хичкоковского «Окна во двор». Классик и здесь нас обошел.

Эти

«Тебе не кажется, что мы живем не в Новосибирске, а в каком-то Чуркестане?» — неожиданно спросил лысый таксист с боксерскими ушами. Вопрос, по его мнению, не требовал ответа, поэтому таксист продолжил: «В центре еще туда-суда, но на окраинах-то среди ребятишек ни одного русского лица! Ехал там вчера: играют у дороги десяток этих и среди них затесался один наш».

«На день ВДВ, правда, их не было видно, — продолжил пожилой ксенофоб. — Попрятались по норам как крысы. Но двоих черненьких мы нашли, попинали чуток. А вообще, эти все заполонили, такое чувство, что мы к ним в гости приехали, а не они к нам».

Чувства не обманули таксиста: мы действительно приехали в гости. Доморощенные националисты почему-то забывают о том, что Сибирь — это колония, в пределах которой белый человек появился едва ли не позже, чем в Америке.

Встретите сегодня ксенофоба в Сибири — поздравьте его с днем коренных народов, который прогрессивное человечество отмечает 9 августа.

Облака

В детстве было важное развлечение из разряда тех, что по мере взросления теряют значительную долю очарования: разглядывать облака, находя в них осмысленные фигуры. Вот утка, вот бородатый дед, а там проплыла пожарная машина. Облака двигались по небу, их форма менялась; следить за ними можно было бесконечно долго. Меня обычно хватало минут на сорок.

Больше двадцати лет назад, когда мне было лет семь или восемь, в деревне у бабушки с дедушкой я завел двух подружек. Их звали Наташа и, вероятно, Даша, им было по пятнадцать лет — и они, если я помню все верно, были очень красивыми. Так что правильнее будет сказать, что это не я их завел, а они меня. Не знаю, зачем они проводили с ребенком так много времени, но готов списать это на свое врожденное чувство юмора.

Одно из главных воспоминаний о том прекрасном времени (наравне, конечно, с первым похмельем после дня рождения одной из подружек — мне, напомню, тогда было лет семь): мы втроем лежим на траве во дворе дома Даши или Наташи, читаем вслух журнал «Пионер» и рассматриваем облака.

Я до сих пор помню статью из «Пионера» про Элтона Джона (тогда это имя ни о чем мне не говорило, но розовые очки память зафиксировала), помню запахи (тем летом во дворе высадили мяту, поэтому мятный запах до сих пор напоминает мне о подружках) и разговоры обо всем на свете. И, конечно, облака.

Прошло больше двадцати лет, я много слушал Элтона Джона и еще больше времени провел с разными девушками, но таким сосредоточенным разглядыванием облаков уже не занимался.

Иллюстрация: Алексей Бархатов.

Экстраверт

Одна слишком мудрая для своих юных лет девушка назвала меня на днях экстравертом. Я решил, что это или сарказм или оскорбление, потому что привык считать себя кем угодно — мудаком, городским сумасшедшим, долговязым растяпой — но никак не экстравертом. Кажется, психологическая лженаука учит, что экстравертность как-то связана с общительностью. Это точно не про меня.

Я стараюсь минимизировать общение и с близкими людьми, не говоря уже о незнакомцах. Провести несколько дней в одиночестве, разбирая подшивки старых журналов — идеальное времяпровождение для меня. Иногда, правда, приходится контактировать с окружающим миром; в такие моменты, случается, происходят цивилизационные конфликты.

Конечно, не я один притягиваю к себе безумцев. Мой добрый друг, которого мы в целях конспирации назовем Ильей Сергеевичем, считает себя магнитом для умалишенных всех мастей. То его примут за Берию, то попытаются продать топор. Очень веселая жизнь у моего доброго друга.

Ко мне сумасшедшие тоже, бывает, пристают, но с меньшей выдумкой. В конце прошлого века в петербуржском метрополитене ко мне привязался мужчина в возрасте и лосинах. В одной руке он держал цифровую камеру, редкую для конца прошлого века, в другой — маленькую лохматую собаку в оранжевой жилетке. Мужчина настойчиво интересовался моей жизнью, предлагал сфотографироваться с собачкой, после чего сунул в руку свою визитку с золотыми вензелями и пригласил на оргию. Я выскочил из вагона за несколько станций до пункта назначения, после чего выбросил визитку. На оргию я не пошел.

Но я привлекаю не только экстравагантных извращенцев, но и приличных с виду людей. Встречи с ними чаще всего происходят в самолетах, где обычно нет возможности сбежать от навязчивого соседа. Впрочем, не стоит меня жалеть — такие контакты порой весьма приятны.

Однажды почти весь полет от Москвы до Новосибирска на моем плече спала очаровательная, если не сказать больше, девушка. Это стало одним из главных эротических переживаний 2005 года, хотя в силу врожденных скромности и глупости и так и не смог извлечь выгоды из комфортности собственного плеча. Пару лет спустя во время полета на мне спал уже целый медиамагнат и развратный шоумен. Его трехчасовое мерное посапывание у меня под боком я не склонен относить к разряду эротики, хотя определенные переживания были.

В самолетах люди часто открываются с неожиданной стороны. После того, как пассажиры рейса Гонконг-Москва разобрались с ужином (курица со спагетти или креветки с рисом), бортпроводники начали предлагать горячие напитки.

— Чай, кофе? — спросила невысокая брюнетка с большими, очень большими накладными ресницами.

— Кофе с молоком, пожалуйста, — ответил я, потому что всегда в полете пью кофе с молоком.

— Дима, сделай кофе с молоком, — обратилась девушка к своему коллеге, ухоженному блондину со щетиной и несколько отрешенным взглядом.

— Черный? — уточнил Дима.

Брюнетка, видимо, привыкла к странным реакциям Димы, но тут он превзошел себя.

— Да, черный кофе. С молоком. И с лимоном, — саркастично ответила она и разве что по голове не погладила несчастного Диму. Пока отрешенный юноша добавлял молоко в черный кофе, она, улыбнувшись, добавила:

— У меня пассажир однажды заказал кофе с молоком и лимоном. Я думала, такого не бывает в жизни. Пыталась отговорить, но они же настойчивыми бывают, ты знаешь. В итоге у него кофе свернулся такими комочками. Но ничего, поблагодарил и выпил.

На высоте десять тысяч метров многие начинают вести себя странно.

Один из самых странных соседей встретился мне лет десять назад. Я летел в прекрасный постреволюционный Киев навстречу виртуальной любви, думал только о ней и не обращал внимания на то, что происходило по сторонам.

— Почти вертикально взлетел, — веско крякнул вдруг грузный сосед слева. — Наверняка бывший военный летчик за штурвалом, их так учат взлетать.

Мы разговорились. Грузный сосед представился директором оборонного завода и сказал, что летит в столицу на несколько часов: «Получу в министерстве медали для работяг — и вечером обратно». Мы пили красное вино, обсуждали губернатора и танки, он жаловался на здоровье, а я уважительно кивал. Обменявшись по приземлении визитками, мы расстались едва ли не друзьями.

Несколько лет спустя я увидел грузного соседа по телевизору. Директора арестовали по какой-то экономической статье. Летать в столицу за медалями будут другие.

Иллюстрация: Алексей Бархатов.

Здравствуй

Сейчас перечитаю несколько смс и лягу спать. Спокойной ночи, смешные друзья и милые подруги. Вы все просто замечательные. И я рад знакомству с вами. А если мы с вами пока не знакомы, то непременно — буквально, обязательно — познакомимся. Этому я тоже рад. В общем, подруги и друзья, счастья вам и вашим близким. Берегите себя, любите друг друга, ну, что еще в таких случаях говорят. Будьте здоровы, оставайтесь такими же прекрасными.

Если честно, всеми счастливыми минутами своей жизни я обязан кому-то из вас. Кто-то сказал приятное, кто-то передал привет. Другой, заметив бредущего по улице меня, помахал рукой или даже подмигнул.

Мелочи, казалось бы, но в памяти остаются именно они.

Чтобы остаться в чей-то памяти, подойдите на улице к одинокому человеку, посмотрите в его красивые и грустные глаза. Посмотрите взглядом, который у вас самый пронзительный, самый нежный; в общем, самый-самый.. Посмотрите и скажите тихо: «Все будет хорошо, старина, все обязательно будет хорошо». Ну и обнимите его, если не испытываете неприязни к кинестетике. Вот так просто обнимите незнакомого одинокого человека на улице.

И этот незнакомый одинокий человек наверняка порадуется. Или посчитает вас сумасшедшим. Но точно запомнит.

Шесть дней в Далмации

Ничего не понимаю. Я совершенно ничего не понимаю. Не могу понять, что я здесь делаю. Не знаю, куда себя деть. Я всем мешаю и, вероятно, со стороны напоминаю напуганного утенка. Я не разбираюсь в окружающих меня штуковинах и их странных названиях. Стаксель?.. Уверен, это столярный инструмент. Слово «грот» напоминает о крепком алкоголе, а «шкот» звучит как оскорбление.

Я нахожусь на побережье Хорватии, в Далмации, где на борту яхты Luka X мне предстоит провести шесть дней. Веры в благополучный исход предприятия уже не осталось.

Интересно, что означает буква «Х» в названии нашей лодки. Порядковый номер? Секретный код? Тонкий намек на страну пребывания? Скорее всего, это первая буква в слове «херовый» — именно таким матросом я оказался.

III

У меня все болит. Болят пальцы рук, да и сами руки скажем прямо, болят. Ноги покрыты синяками, о которых можно написать эротический роман «Пятьдесят оттенков сизого». Болит поясница — передвигаться я теперь могу чрезвычайно медленно, согнувшись, к тому же — в три погибели. Даже зуб заболел зачем-то.

Очевидно, о дальнейшем участии в регате придется забыть. Меня спишут на берег, где я, скорее всего, сопьюсь, заведу немого попугая и сгину в полнейшем забвении. Моя команда продолжит гонку без меня, наверняка победит, и никто сначала даже не заметит моего отсутствия. Потом, вероятно, кто-нибудь вспомнит, что этот долговязый неуклюжий дрищ с испуганными глазами в какой-то момент перестал путаться под ногами, но никого не будет заботить то, куда он делся и был ли вообще.

Я рисую себе этот печальный финал, одной рукой поддерживая больную челюсть, другой прихватив стонущую поясницу.

Чтобы побороть хворь, я отправился на поиски аптеки та. в городке Водице, в марине которого мы остановились переночевать. Аптека нашлась довольно быстро, правда, пришлось подождать минут двадцать, пока столетний старик обсудит с очаровательной аптекаршей свою обширную историю болезни.

К слову об аптекарше. Она была удивительна красива. Высокая загорелая брюнетка с тонкими чертами лица и хитрым взглядом. Невероятно красивая хорватка, что, вообще говоря, большая редкость — если мужчины в Хорватии все сплошь средиземноморские аполлоны, то женщины обычно напоминают старуху Шапокляк. Но мне повезло — в аптеке Водице в тот день работала самая красивая хорватка.

Эта мисс Далмация внимательно выслушала мои жалобы на поясницу, зубы и суставы, после чего посоветовала самое сильное, по ее словам, обезболивающее. «Из ит стронг?» — уточнил я. Начнет действовать через пять минут, пообещала хорватская Афродита.

И не обманула — следующие несколько дней я функционировал исключительно благодаря ее таблеткам. Кажется, под их действием я даже начал лучше выполнять свои обязанности на палубе.

Хотя, возможно, так на меня подействовала ее красота.

Моя бесполезность и никчемность медленно меня убивает. Я пытаюсь отличиться, отважно выполняя команды шкипера, но каждый раз то веревка вылетит из рук, то, по недомыслию, я путаю правый борт с левым. На месте капитана я давно отправил бы себя на корм рыбам.

Пытаясь спасти остатки репутации и заслужить хоть каплю уважения, я решаю проявить кулинарные таланты, оккупировав на несколько дней камбуз. Приготовив для начала рагу, я размялся на своем фирменном томатном супе, после чего соорудил борщ, а закончил подход к плите на четвертый день курицей с рисом.

Томатный суп — это, вероятно, мое единственное заметное жизненное достижение. Реконструировав рецепт блюда, встречавшегося мне в паре новосибирских заведений, я постепенно разработал несколько надстроек к этому простейшему — помидоры и лук — базису. Томатный суп я готовлю на курином или говяжьем бульоне, в него можно добавлять мидии или креветки, болгарский перец или, скажем прямо, все, что душе угодно. Одно из важнейших достоинств этого супа — его можно приготовить минут за сорок.

На яхтенном камбузе я быстро сообразил одну из самых банальных версий супчика: без мидий и перца, но с кусочками говядины и томатной пастой.
Команде суп понравился. Кто-то даже съел три порции. Моя репутация спасена, чувство собственного достоинство несмело приподнялось из окопа, куда его загнали неудачи первых дней.

Все хвалят прибрежные рестораны Далмации. Легко догадаться почему: всегда свежие морепродукты, рыба и овощи, повара, которые, кажется, родились с ложкой во рту и ножом в руках, да дешевое вино изрядно ублажает вкусовые рецепторы.

Мы были в трех ресторанах в трех разных маринах — в Скрадине, Биограде и на острове Жут. Везде я заказывал рыбную уху. Нужно обязательно уточнять, что вы хотите именно рыбную уху, потому что «уха» по-хорватски — это вообще любой суп, а «рыбна юха» — это как раз привычная русскому вкусу уха. Так вот, далматинская уха была, конечно, хороша, но явно уступала той, что готовит мой батюшка. Уха там механистическая, формальная, а мы привыкли к более душевному набору ингредиентов.

В общем, приморские рестораны меня не впечатлили.

Все действительно свежее, повара отличные, но души в приготовленной еде не чувствуется. Обо всем этом я не стал говорить своему другу Нино, который накануне отъезда взял с нас обещание проинспектировать кухню Далмации и всячески ее нахваливал.

VII

В Загребе все знают Нино. Его узнают официанты, случайные прохожие пытаются пожать ему руку, а начальник бутафорской конной гвардии — появившегося недавно туристического аттракциона — уважительно отдает Нино честь.

Все эти люди, как и, полагаю, тысячи других, видят его каждую пятницу в прямом эфире национального телевидения, где он в компании четырех товарищей с разными убеждениями и опытом рассказывает хорватам о событиях в стране и мире. Судя по кивкам, похлопываниям по плечу и возгласам «Господин Нино!», это очень популярная передача.

Нино — это тридцатисемилетний профессор итальянской литературы в Загребском университете. Двухметровый брюнет, он в любой компании почти наверняка оказывается на голову выше остальных. Он жалуется на то, что большая часть его «группиз», фанаток, появившихся после начала телекарьеры, это женщины «от пятидесяти до ста пятидесяти лет».

Нино — консерватор, он не согласен с правительственным курсом на евроинтеграцию и тотальную приватизацию промышленности. Вероятно, поэтому руководство канала решило закрыть его передачу накануне очередных выборов. Правительство солнечной Хорватии, как и заснеженной России, не любит, когда его критикуют в прямом эфире.

VIII

Дельфины, конечно, невероятные создания. Сухопутные крысы вроде меня привыкли видеть их только на картинках да в передаче «В мире животных»; в Далмации же они выныривают в трех метрах от тебя. Во время долгих переходов от одного острова к другому поиск дельфинов стал нашим главным развлечением. Если не дремать, можно легко увидеть полдюжины за полчаса.

Впрочем, человеческой заслуги в этих контактах почти нет: судя по всему, дельфинам крайне интересно, что же за посудины бороздят их моря, и они с интересом сопровождают каждую яхту.

Постепенно я начала понимать разговоры шкипера и его опытных друзей-яхтсменов. То, что раньше казалось тарабарщиной из русского мата и голландских морских терминов, начало обретать смысл. Я освоил несколько функций на лодке и, кажется, приблизился к пониманию причинно-следственных связей между веревками и парусами.

Я знаю, как ставить спинакер, умею убирать грот, выучил один морской узел и могу объяснить, как проверить уровень воды и топлива на лодке. Вряд ли эти навыки пригодятся мне на суше, но это определенно глоток свежего воздуха в моей городской рутине, состоящей из текстов, социальных сетей и сериалов канала HBO.

Шесть дней в Далмации — не самое плохое время в моей жизни. Яхтсменом за это время мне стать, конечно, не удалось, зато теперь могу считать себя далматинцем.

Иллюстрация: Алексей Бархатов.

Причины и следствия

— Дождь с градом, да что же это такое! — возмущается потрепанная женщина, спрятавшаяся под козырьком от ливня в компании таких же видавших виды подруг. — Двадцатое мая, е-мое!

— Поэтому сюда всех и ссылали, — уверенно заключила одна из ее спутниц.

— В каком смысле?

— Ну это же не климат, а наказание! Чтобы мерзли, мокли и не думали бунтовать! Это же край каторжан, здесь других нет. У меня по обеим линиям все предки сидели, у Леньки деда сослали, он в Нарыме умер. Плюнь в любого — попадешь во внука ссыльного.

— Поэтому в дерьме и живем, — подытожила самая умудренная жизнью девушка, раскуривая очередную сигарету.

Ты мне не снишься

Пыталась вспомнить, что снилось — помню, что очередной бред. И знаете, что мне приснилось? Целых три сна, и у всех разная тематика, аж голова пухнет.

Снилось, что плавали в бассейне. Во рту были три чупа-чупса, а на голове не было шапочки. Сказали, что на дреды шапочка не нужна.

Приснилось, что привела взрослую Настю в школу, в первый класс записывать.

Снилось, что участвовала в театральной постановке и вместо фотоаппарата всей труппой позировали художнику. Потом нужно было улететь на маленьком самолете, но из-за погодных условий, пришлось сесть на трассе возле милого городка, как в «Гринче».

Оказалась во сне собой шестнадцатилетней. Дурацкое время, потому сон приравнивается к кошмару.

Я вспомнила что мне снилось… Я во сне ела бутерброд с колбасой. Я даже во сне жру.

Мне снилось, что я был на каком-то концерте с родителями и с группой. Приснилась Саша Грей, а разбудил украинский пограничник.

А мне снилось, что за мной следят инопланетяне на балконе!

Мне сегодня снилось, что я вожу белую Audi. Я редко запоминаю сны, но это… Было потрясающе!

Мне снилось, что я исследую гробницы и ищу разные ценные предметы в них. Потом приснилось, будто говорила с незнакомкой по английски.

Мне снилось как Наташа варила гречу, а Ира ела мои наушники. Это был самый ужасный сон за всю историю кошмаров.

Приснилось, что я делал искусственное дыхание попугаю от в клюв, но ему это не помогло.

Всю ночь мне снилось, что я смотрю какой-то фильм, а там видны белые контуры от хромакея.

Приснилось, что у меня болезнь хантингтона, что лежу в больнице с первыми симптомами и вокруг все такие добрые, даже не знаю, что и сказать.

Под утро приснилось, что делал предложение девушке, говорил что жить без нее не могу и всё такое… Только вот лицо не совсем четко видел.

Ночью снилось, что держимся за руки, опять вместе, опять рядом…

Вчера снилось, что мама родила, сегодня — что я родила. Блаженство, у меня мальчик, и я не знала как его назвать.

Сначала мне приснилось, что мне исполнилось тридцать и я устроила истерику по поводу своего старения, а потом случилось два ядерных взрыва.

Приснилось, как я рассказывала подруге, что мне приснилось.

Сегодня мне снилось, что я принимала роды у кошки.

Черт, только сейчас вспомнила, что мне снилось этой ночью!

Приснилось какое-то порно.

Давно не снилось настолько смешных и глупых снов.

***

Любовь. Страхи. Переживания. Мечты. Планы. Рефлексия. Никто больше не записывает сны в блокнотики. Благодаря социальным сетям и смартфонам сновидения стали частью цифрового наследия. Осталось только прикрутить к ним поисковую систему.

Рюмочная

— Здесь была рюмочная! Ну ты послушай меня! Рюмочная! Ну! Кафетерий был дальше, да, «Снежинка». Я же не спорю! Ты за кого меня принимаешь?! Конечно, пил. Здесь пил. С друзьями! И ты, ослоеб, пил здесь. Да я же тебя помню! Не помнишь меня?! Да пошел ты… Я-то помню. Иди в жопу, не до тебя сейчас.

— Барышня, мне, пожалуйста, сто граммов водочки. Как «не наливаете»? А как наливаете? По сорок? Мне две по сорок!