I
Ничего не понимаю. Я совершенно ничего не понимаю. Не могу понять, что я здесь делаю. Не знаю, куда себя деть. Я всем мешаю и, вероятно, со стороны напоминаю напуганного утенка. Я не разбираюсь в окружающих меня штуковинах и их странных названиях. Стаксель?.. Уверен, это столярный инструмент. Слово «грот» напоминает о крепком алкоголе, а «шкот» звучит как оскорбление.
Я нахожусь на побережье Хорватии, в Далмации, где на борту яхты Luka X мне предстоит провести шесть дней. Веры в благополучный исход предприятия уже не осталось.
II
Интересно, что означает буква «Х» в названии нашей лодки. Порядковый номер? Секретный код? Тонкий намек на страну пребывания? Скорее всего, это первая буква в слове «херовый» — именно таким матросом я оказался.
III
У меня все болит. Болят пальцы рук, да и сами руки скажем прямо, болят. Ноги покрыты синяками, о которых можно написать эротический роман «Пятьдесят оттенков сизого». Болит поясница — передвигаться я теперь могу чрезвычайно медленно, согнувшись, к тому же — в три погибели. Даже зуб заболел зачем-то.
Очевидно, о дальнейшем участии в регате придется забыть. Меня спишут на берег, где я, скорее всего, сопьюсь, заведу немого попугая и сгину в полнейшем забвении. Моя команда продолжит гонку без меня, наверняка победит, и никто сначала даже не заметит моего отсутствия. Потом, вероятно, кто-нибудь вспомнит, что этот долговязый неуклюжий дрищ с испуганными глазами в какой-то момент перестал путаться под ногами, но никого не будет заботить то, куда он делся и был ли вообще.
Я рисую себе этот печальный финал, одной рукой поддерживая больную челюсть, другой прихватив стонущую поясницу.
IV
Чтобы побороть хворь, я отправился на поиски аптеки та. в городке Водице, в марине которого мы остановились переночевать. Аптека нашлась довольно быстро, правда, пришлось подождать минут двадцать, пока столетний старик обсудит с очаровательной аптекаршей свою обширную историю болезни.
К слову об аптекарше. Она была удивительна красива. Высокая загорелая брюнетка с тонкими чертами лица и хитрым взглядом. Невероятно красивая хорватка, что, вообще говоря, большая редкость — если мужчины в Хорватии все сплошь средиземноморские аполлоны, то женщины обычно напоминают старуху Шапокляк. Но мне повезло — в аптеке Водице в тот день работала самая красивая хорватка.
Эта мисс Далмация внимательно выслушала мои жалобы на поясницу, зубы и суставы, после чего посоветовала самое сильное, по ее словам, обезболивающее. «Из ит стронг?» — уточнил я. Начнет действовать через пять минут, пообещала хорватская Афродита.
И не обманула — следующие несколько дней я функционировал исключительно благодаря ее таблеткам. Кажется, под их действием я даже начал лучше выполнять свои обязанности на палубе.
Хотя, возможно, так на меня подействовала ее красота.
V
Моя бесполезность и никчемность медленно меня убивает. Я пытаюсь отличиться, отважно выполняя команды шкипера, но каждый раз то веревка вылетит из рук, то, по недомыслию, я путаю правый борт с левым. На месте капитана я давно отправил бы себя на корм рыбам.
Пытаясь спасти остатки репутации и заслужить хоть каплю уважения, я решаю проявить кулинарные таланты, оккупировав на несколько дней камбуз. Приготовив для начала рагу, я размялся на своем фирменном томатном супе, после чего соорудил борщ, а закончил подход к плите на четвертый день курицей с рисом.
Томатный суп — это, вероятно, мое единственное заметное жизненное достижение. Реконструировав рецепт блюда, встречавшегося мне в паре новосибирских заведений, я постепенно разработал несколько надстроек к этому простейшему — помидоры и лук — базису. Томатный суп я готовлю на курином или говяжьем бульоне, в него можно добавлять мидии или креветки, болгарский перец или, скажем прямо, все, что душе угодно. Одно из важнейших достоинств этого супа — его можно приготовить минут за сорок.
На яхтенном камбузе я быстро сообразил одну из самых банальных версий супчика: без мидий и перца, но с кусочками говядины и томатной пастой.
Команде суп понравился. Кто-то даже съел три порции. Моя репутация спасена, чувство собственного достоинство несмело приподнялось из окопа, куда его загнали неудачи первых дней.
VI
Все хвалят прибрежные рестораны Далмации. Легко догадаться почему: всегда свежие морепродукты, рыба и овощи, повара, которые, кажется, родились с ложкой во рту и ножом в руках, да дешевое вино изрядно ублажает вкусовые рецепторы.
Мы были в трех ресторанах в трех разных маринах — в Скрадине, Биограде и на острове Жут. Везде я заказывал рыбную уху. Нужно обязательно уточнять, что вы хотите именно рыбную уху, потому что «уха» по-хорватски — это вообще любой суп, а «рыбна юха» — это как раз привычная русскому вкусу уха. Так вот, далматинская уха была, конечно, хороша, но явно уступала той, что готовит мой батюшка. Уха там механистическая, формальная, а мы привыкли к более душевному набору ингредиентов.
В общем, приморские рестораны меня не впечатлили.
Все действительно свежее, повара отличные, но души в приготовленной еде не чувствуется. Обо всем этом я не стал говорить своему другу Нино, который накануне отъезда взял с нас обещание проинспектировать кухню Далмации и всячески ее нахваливал.
VII
В Загребе все знают Нино. Его узнают официанты, случайные прохожие пытаются пожать ему руку, а начальник бутафорской конной гвардии — появившегося недавно туристического аттракциона — уважительно отдает Нино честь.
Все эти люди, как и, полагаю, тысячи других, видят его каждую пятницу в прямом эфире национального телевидения, где он в компании четырех товарищей с разными убеждениями и опытом рассказывает хорватам о событиях в стране и мире. Судя по кивкам, похлопываниям по плечу и возгласам «Господин Нино!», это очень популярная передача.
Нино — это тридцатисемилетний профессор итальянской литературы в Загребском университете. Двухметровый брюнет, он в любой компании почти наверняка оказывается на голову выше остальных. Он жалуется на то, что большая часть его «группиз», фанаток, появившихся после начала телекарьеры, это женщины «от пятидесяти до ста пятидесяти лет».
Нино — консерватор, он не согласен с правительственным курсом на евроинтеграцию и тотальную приватизацию промышленности. Вероятно, поэтому руководство канала решило закрыть его передачу накануне очередных выборов. Правительство солнечной Хорватии, как и заснеженной России, не любит, когда его критикуют в прямом эфире.
VIII
Дельфины, конечно, невероятные создания. Сухопутные крысы вроде меня привыкли видеть их только на картинках да в передаче «В мире животных»; в Далмации же они выныривают в трех метрах от тебя. Во время долгих переходов от одного острова к другому поиск дельфинов стал нашим главным развлечением. Если не дремать, можно легко увидеть полдюжины за полчаса.
Впрочем, человеческой заслуги в этих контактах почти нет: судя по всему, дельфинам крайне интересно, что же за посудины бороздят их моря, и они с интересом сопровождают каждую яхту.
IX
Постепенно я начала понимать разговоры шкипера и его опытных друзей-яхтсменов. То, что раньше казалось тарабарщиной из русского мата и голландских морских терминов, начало обретать смысл. Я освоил несколько функций на лодке и, кажется, приблизился к пониманию причинно-следственных связей между веревками и парусами.
Я знаю, как ставить спинакер, умею убирать грот, выучил один морской узел и могу объяснить, как проверить уровень воды и топлива на лодке. Вряд ли эти навыки пригодятся мне на суше, но это определенно глоток свежего воздуха в моей городской рутине, состоящей из текстов, социальных сетей и сериалов канала HBO.
X
Шесть дней в Далмации — не самое плохое время в моей жизни. Яхтсменом за это время мне стать, конечно, не удалось, зато теперь могу считать себя далматинцем.
Иллюстрация: Алексей Бархатов.