Дорогие россияне — Страница 4 — Журнал Ильи Кабанова

Луддит

Я, конечно, безнадежный луддит. Последним открываю для себя социальные сети, блог до сих пор веду зачем-то, ношу подтяжки и серьезно думаю про бабочку, слушаю скрипучие песни, собираю старые книги и вообще тащу в дом всякий хлам. С раннего детства я предпочитал общество прокопченных стариков и унаследовал от них, помимо прочего, критическое отношение к действительности, которое почему-то принято называть старческим брюзжанием.

Можно долго составлять список того, что именно, на мой взгляд, раньше было лучше, но больше всего меня беспокоит исчезновение кнопок. Как-то незаметно из окружающего пространства пропали почти все кнопки. Веками мы взаимодействовали с миром через физические контакты: дергали за веревочки, тянули рычаги, нажимали, наконец, на кнопки. А на что нажимать сейчас? Разве что вызвать лифт пока еще можно с помощью старой доброй кнопки, но столько этим лифтам осталось? Лет пять, максимум. Потом будем высвистывать номер нужного этажа или выводить пальцем закорючку на стекле.

Редкое удовольствие: отходить ко сну под музыку. Как это выглядело раньше? Наушники на голове, уокмен под подушкой, громкость регулируется колесиком, песни нужно перематывать кнопками. Сейчас же за музыку отвечает бездушный кусок высокотехнологичного стекла, которым на ощупь уже не поуправляешь, а что такое «перемотка» детям объяснить невозможно.

В детстве я время от времени приходил на работу к бабушке, трудившейся главным бухгалтером на автобазе, и играл там со счетами. Я плохо представляю, как объяснить нашим юным читателям, что такое «счеты», но все же попробую. Когда еще не было калькуляторов, арифметические действия выполнялись в уме или на счетах… Что? Объяснить, что такое «калькуляторы»?

Всех возмущают законотворческие инициативы так называемых депутатов, многих пугает прогрессирующая деменция так называемого президента, но почему-то никого не беспокоит то, что на глазах одного поколения счеты уступили место дронам. Как это вообще возможно? Где общественная дискуссия по этому поводу? Где рефлексия? В какой момент научно-технический прогресс перестал быть поводом для разговора и стал чем-то вроде сменой обоев на рабочем столе (еще один пример новой лексики; представьте лет двадцать назад фразу «обои на рабочем столе»)?

Я, разумеется, не стану по примеру своих исторических предшественников разбивать встретившиеся мне на жизненном пути смартфоны и дроны, но, пожалуй, продолжу окружать себя аналоговыми устройствами, чтобы как-то выжить в этом цифровом мире. И, конечно, скрипучие песни у меня никто не отнимет.

Давай поженимся

Насте Парфеновой.

«Давай поженимся!» — сказал мой дедушка моей бабушке пятьдесят четыре года назад. Тогда, конечно, он еще не был моим дедушкой, а она не была бабушкой — я появился на свет парой десятилетий позже. Так что будем использовать имена, которыми они сами называли тогда друг друга.

«Давай поженимся!» — предложил Юра своей подруге Рае. Юре — двадцать пять, Рая на шесть лет моложе. Они дружили больше года — пили чай, ходили на танцы и в кино, где ревнивый Юра выкупал билеты на соседние места, чтобы другие парни не садились рядом с его любимой. Рая работала в райцентре, Юра жил в деревушке в восемнадцати километрах от нее и регулярно приезжал в гости на служебной «Победе». Начальник Раи однажды сказал ей, что сжигающий такими темпами государственный бензин ухажер рано или поздно разорит родной район.

Юра, трудившийся шофером в сельсовете, был серьезным молодым человеком — обещаний зря не давал и слово держал. И он твердо решил жениться на Рае. Юная Рая не думала пока о семье, но ухаживания взрослого и красивого парня ей, конечно, льстили.

Юрку в районе знали как сына Горицына — фельдшера, который больше двадцати лет лечил жителей окрестных сел от всех болезней, включая душевные травмы. Старший Горицын погиб на фронте в 1942 году. Уважение к нему со стороны земляков перешло по наследству к детям, так что все считали, что Рае с Юрой повезло.

Когда в октябре тысяча девятьсот шестидесятого года Юра предложил подруге пожениться, она не сразу нашлась, что ответить. Отказать — значит обидеть, да и Юрка ей, в общем, нравился. Но выйти за него, уйти из дома старшей сестры и жить с мужем… Взрослая жизнь пугала. Отведя взгляд в сторону, Рая наконец ответила, что против свадьбы она ничего не имеет и согласилась бы на Юркино предложение, но вот ЗАГС ей не нравится.

— Не хочу в ЗАГС, стесняюсь, — сказала девушка. — Вот если бы можно было без него… — Ей казалось, что таким ответом она охладит пыл жениха и отложит решение сложного вопроса на некоторое время.

— Давай паспорт! — потребовал он. — Отвезу в сельсовет, Петька нас распишет. — Петька был лучшим другом Юры и по совместительству председателем сельсовета.

Шутки и озорство Горицына были всем известны, и Рая торжественно вручила парню свой паспорт. В конце концов, даже интересно, что он придумает в этот раз.

Прошло несколько дней. Сердечко Раи покалывало — а вдруг!.. Юра, конечно, тот еще шутник, но кто его знает…

В следующую субботу Рая не пошла на танцы — предчувствие заставило остаться дома. Интуиция не подвела — вечером Юра приехал к ней в гости на служебной «Победе». Остановил машину у крыльца, зашел в дом.

Рая впервые увидела друга в костюме и туфлях — своих у него точно не было, значит взял у кого-то из друзей. Сердечко ее уже не покалывало, а отчаянно колотилось.

— Вот! — сказал Юра, протягивая два паспорта и свидетельство о браке, подписанное председателем сельсовета.

Рая села на диван. Юра присел рядом.

Так поженились дедушка и бабушка.

Иллюстрация: Алексей Бархатов.

Министр и мерседес

Рассказали историю про свеженазначенного новосибирского министра, который не смог попасть в подведомственное учреждение. Вахтерша отказалась пропускать его без документов и послала чиновника на хер, добавив: «Министр? У тебя на лбу не горит, что ты министр».

Горжусь русскими женщинами.

***

Много лет назад мы собирались на какой-то тренинг. Кажется, он был посвящен тим-биллингу и, наверняка, тайм-менеджменту. Мои одноклассники побежали занимать лучшие места в микроавтобусе, а я замешкался и места мне вообще не хватило.

Наша классная не была готова оставить меня за бортом тренинга и в итоге поехал с кем-то из родителей в мерседесе с кожаным салоном. Думаю, этот момент был самым важным во время моего взросления. С тех пор я перестал напрягаться и начал прокрастинировать.

Страх полетов

Люди не приспособлены к путешествиям. Человек привык обитать на одном месте в течение многих поколений, а путешествия — особенно их авиационная разновидность — пугают спрятавшегося в наших генах домоседа. Даже если вы летаете несколько раз в неделю, всем говорите, что обожаете полеты, а все города слились в одну смазанную картинку за окном такси от аэропорта до отеля, где-то глубоко внутри все равно сидит червячок «А что если?» — и вы напряженно сжимаете пальцы ног во время взлета и посадки.

Красивая девушка рядом и вовсе не пытается скрыть страх, оглядываясь по сторонам в поисках поддержки. Вы можете взять ее за руку, сказать, что все будет хорошо, и блеснуть цифрами из статистики, доказывающими ваш тезис о безопасности авиаперевозок. Звучит не очень убедительно, но испуганная соседка, скорее всего, поверит, ведь выбора у нее нет. Это могло бы стать началом романа или как минимум хорошенькой интрижкой, но вы берете наушники и отворачиваетесь к иллюминатору, включив Guns’n’Roses. После чего красивую девушку начинает успокаивать сидящий через проход яппи.

Круглолицый тюфяк в сером джемпере отчаянно кряхтит у вас за спиной. Он в традиционном ужасе от предстоящего полета, но почему-то произвел хорошее впечатление на стойке регистрации. В результате кряхтящего аэрофоба посадили у аварийного выхода. Теперь он увлеченно штудирует дополнительную инструкцию по безопасности, тайком прикладываясь к пронесенной на борт фляжке с коньяком.

Оказавшись в салоне самолета, мы испытываем сразу несколько разновидностей страха: и боязнь высоты, и страх того, чего не можем контролировать, и, наконец, древний ужас перед лицом неизвестности, мешавший когда-то первобытным людям заходить в темные пещеры.

Мы боимся путешествовать и одновременно вынуждены жить с врожденной тягой к перемене мест и великим географическим открытиям. Наши предки побороли страх неизвестности, вышли из Африки и постепенно заселили планету. Тысячелетия спустя последователи этих первооткрывателей, забыв о страхе перед стихией, колонизировали все континенты и побывали на Луне.

Сегодня миллионы людей каждый день преодолевают страх, сдают багаж, проходят досмотр, выпивают пару бокалов виски и мужественно занимают места согласно посадочным талонам внутри железной машины, принцип работы которой они лишь отдаленно понимают в самых общих чертах. Мы делаем все это, чтобы провести отпуск с дальними родственниками, заключить выгодный контракт, сходить на представление Cirque du Soleil, погулять на свадьбе школьных друзей или увидеть любимого человека.

Мечтаем о путешествиях, которые нервируют. Хотим оказаться там, где никогда не были, чтобы похвастаться в социальных сетях фотографиями из серии «Я со слоном».

Пункт назначения не важен — мы будем путешествовать всегда, будь это экспедиция в соседнюю деревню или кругосветный трип. Ну а страх полетов всегда можно заглушить коньяком.

Иллюстрация: Алексей Бархатов.

Каталонские старики

Древний усатый старик, опираясь на тросточку, идет по тротуару, толкая перед собой тележку, в которой из вещей — только старый кассетный магнитофон внушительных размеров. Магнитофон работает, немногочисленные прохожие слушают вместе со стариком его мелодии. Время от времени этот столетний меломан останавливается, делает музыку громче, качает головой и, кажется, пытается пританцовывать. Очень уж ему нравится музыка.

Сегодня есть поколение айподов, когда-то было поколение счастливых обладателей уокменов, а еще есть этот дед, таскающий всюду с собой музыку в тележке и отдувающийся за все столетнее поколение, из которого он остался чуть ли не один.

Лысый старичок с окладистой седой бородкой заходит в кафе, здоровается с официантами, садится за стол, заказывает кофе с молоком и рогалик, раскрывает газету и начинает изучать сводку спортивных новостей. Судя по всему, этот ритуал он ежедневно повторяет в течение последних лет шестидесяти. Когда официант приносит ему заказ, пожилой болельщик несколько раз встряхивает пакетик с сахаром, после чего высыпает его в чашку с кофе и долго, даже слишком долго размешивает напиток ложечкой. Потом он отламывает кусок булочки, обмакивает в кофе и только после этого отправляет его в рот. Я прекрасно понимаю старика: эта нехитрая операция раскрывает банальный рогалик с совершенно новой стороны, добавляя ему молочно-кофейной сладости и размягчая текстуру.

Покончив с выпечкой и кофе, дед возвращается к газете и внезапно — в размеренной атмосфере утреннего кафе его жест получается особенно неожиданным — хлопает ладонью по столу. Кажется, старик опять не угадал со ставкой. Немногочисленные посетители даже не оборачиваются — к череде неудач кофейного деда здесь давно привыкли.

Крошечная старушка увлеченно рассказывает что-то окружившим ее детям. Ребятишкам не больше десяти-одиннадцати лет, но почти все они на голову выше разговорчивой бабуси. Они очень внимательно слушают ее, время от времени поворачиваясь и следуя взглядом за ее активной жестикуляцией. Старушка улыбается и, судя по всему, страшно горда собой — такое внимание юношества ей очень льстит.

Иллюстрация: Алексей Бархатов.

Как я писал пьесу

Давным-давно — речь действительно идет об очень далеких событиях, ведь произошли они в самом начале века — я решил войти в историю, написав пьесу по мотивам творчества Ника Кейва. Впрочем, «решил» — это громко сказано, скорее, дал себя убедить, что такая пьеса должна появиться и написать ее непременно нужно мне.

Речь в пьесе, если память меня не подводит, шла о судьбе одинокого художника, живущего на чердаке и никогда не покидающего свою, так сказать, квартиру. Не очень понятно теперь, почему именно он так привязался к своей каморке — вполне возможно, этот момент в пьесе был застенчиво обойден вниманием.

Однажды наш герой, которого звали, разумеется, Николас, увидел с высоты своего чердака проходившую мимо девушку и, как это часто случается с одинокими художниками, влюбился в нее. Перед ним встает трудный выбор — выйти из своего убежища, которое, напомним, он не покидает уже хрен знает сколько, и бежать за любовью своей жизни, или остаться и рефлексировать об этом еще лет двадцать.

Мироздание оказалось благосклонно к потенциальным читателям и зрителям — пьеса не только никогда не была дописана, но и даже начата не была. Много лет спустя я узнал о существовании хичкоковского «Окна во двор». Классик и здесь нас обошел.

Эти

«Тебе не кажется, что мы живем не в Новосибирске, а в каком-то Чуркестане?» — неожиданно спросил лысый таксист с боксерскими ушами. Вопрос, по его мнению, не требовал ответа, поэтому таксист продолжил: «В центре еще туда-суда, но на окраинах-то среди ребятишек ни одного русского лица! Ехал там вчера: играют у дороги десяток этих и среди них затесался один наш».

«На день ВДВ, правда, их не было видно, — продолжил пожилой ксенофоб. — Попрятались по норам как крысы. Но двоих черненьких мы нашли, попинали чуток. А вообще, эти все заполонили, такое чувство, что мы к ним в гости приехали, а не они к нам».

Чувства не обманули таксиста: мы действительно приехали в гости. Доморощенные националисты почему-то забывают о том, что Сибирь — это колония, в пределах которой белый человек появился едва ли не позже, чем в Америке.

Встретите сегодня ксенофоба в Сибири — поздравьте его с днем коренных народов, который прогрессивное человечество отмечает 9 августа.

Облака

В детстве было важное развлечение из разряда тех, что по мере взросления теряют значительную долю очарования: разглядывать облака, находя в них осмысленные фигуры. Вот утка, вот бородатый дед, а там проплыла пожарная машина. Облака двигались по небу, их форма менялась; следить за ними можно было бесконечно долго. Меня обычно хватало минут на сорок.

Больше двадцати лет назад, когда мне было лет семь или восемь, в деревне у бабушки с дедушкой я завел двух подружек. Их звали Наташа и, вероятно, Даша, им было по пятнадцать лет — и они, если я помню все верно, были очень красивыми. Так что правильнее будет сказать, что это не я их завел, а они меня. Не знаю, зачем они проводили с ребенком так много времени, но готов списать это на свое врожденное чувство юмора.

Одно из главных воспоминаний о том прекрасном времени (наравне, конечно, с первым похмельем после дня рождения одной из подружек — мне, напомню, тогда было лет семь): мы втроем лежим на траве во дворе дома Даши или Наташи, читаем вслух журнал «Пионер» и рассматриваем облака.

Я до сих пор помню статью из «Пионера» про Элтона Джона (тогда это имя ни о чем мне не говорило, но розовые очки память зафиксировала), помню запахи (тем летом во дворе высадили мяту, поэтому мятный запах до сих пор напоминает мне о подружках) и разговоры обо всем на свете. И, конечно, облака.

Прошло больше двадцати лет, я много слушал Элтона Джона и еще больше времени провел с разными девушками, но таким сосредоточенным разглядыванием облаков уже не занимался.

Иллюстрация: Алексей Бархатов.

Экстраверт

Одна слишком мудрая для своих юных лет девушка назвала меня на днях экстравертом. Я решил, что это или сарказм или оскорбление, потому что привык считать себя кем угодно — мудаком, городским сумасшедшим, долговязым растяпой — но никак не экстравертом. Кажется, психологическая лженаука учит, что экстравертность как-то связана с общительностью. Это точно не про меня.

Я стараюсь минимизировать общение и с близкими людьми, не говоря уже о незнакомцах. Провести несколько дней в одиночестве, разбирая подшивки старых журналов — идеальное времяпровождение для меня. Иногда, правда, приходится контактировать с окружающим миром; в такие моменты, случается, происходят цивилизационные конфликты.

Конечно, не я один притягиваю к себе безумцев. Мой добрый друг, которого мы в целях конспирации назовем Ильей Сергеевичем, считает себя магнитом для умалишенных всех мастей. То его примут за Берию, то попытаются продать топор. Очень веселая жизнь у моего доброго друга.

Ко мне сумасшедшие тоже, бывает, пристают, но с меньшей выдумкой. В конце прошлого века в петербуржском метрополитене ко мне привязался мужчина в возрасте и лосинах. В одной руке он держал цифровую камеру, редкую для конца прошлого века, в другой — маленькую лохматую собаку в оранжевой жилетке. Мужчина настойчиво интересовался моей жизнью, предлагал сфотографироваться с собачкой, после чего сунул в руку свою визитку с золотыми вензелями и пригласил на оргию. Я выскочил из вагона за несколько станций до пункта назначения, после чего выбросил визитку. На оргию я не пошел.

Но я привлекаю не только экстравагантных извращенцев, но и приличных с виду людей. Встречи с ними чаще всего происходят в самолетах, где обычно нет возможности сбежать от навязчивого соседа. Впрочем, не стоит меня жалеть — такие контакты порой весьма приятны.

Однажды почти весь полет от Москвы до Новосибирска на моем плече спала очаровательная, если не сказать больше, девушка. Это стало одним из главных эротических переживаний 2005 года, хотя в силу врожденных скромности и глупости и так и не смог извлечь выгоды из комфортности собственного плеча. Пару лет спустя во время полета на мне спал уже целый медиамагнат и развратный шоумен. Его трехчасовое мерное посапывание у меня под боком я не склонен относить к разряду эротики, хотя определенные переживания были.

В самолетах люди часто открываются с неожиданной стороны. После того, как пассажиры рейса Гонконг-Москва разобрались с ужином (курица со спагетти или креветки с рисом), бортпроводники начали предлагать горячие напитки.

— Чай, кофе? — спросила невысокая брюнетка с большими, очень большими накладными ресницами.

— Кофе с молоком, пожалуйста, — ответил я, потому что всегда в полете пью кофе с молоком.

— Дима, сделай кофе с молоком, — обратилась девушка к своему коллеге, ухоженному блондину со щетиной и несколько отрешенным взглядом.

— Черный? — уточнил Дима.

Брюнетка, видимо, привыкла к странным реакциям Димы, но тут он превзошел себя.

— Да, черный кофе. С молоком. И с лимоном, — саркастично ответила она и разве что по голове не погладила несчастного Диму. Пока отрешенный юноша добавлял молоко в черный кофе, она, улыбнувшись, добавила:

— У меня пассажир однажды заказал кофе с молоком и лимоном. Я думала, такого не бывает в жизни. Пыталась отговорить, но они же настойчивыми бывают, ты знаешь. В итоге у него кофе свернулся такими комочками. Но ничего, поблагодарил и выпил.

На высоте десять тысяч метров многие начинают вести себя странно.

Один из самых странных соседей встретился мне лет десять назад. Я летел в прекрасный постреволюционный Киев навстречу виртуальной любви, думал только о ней и не обращал внимания на то, что происходило по сторонам.

— Почти вертикально взлетел, — веско крякнул вдруг грузный сосед слева. — Наверняка бывший военный летчик за штурвалом, их так учат взлетать.

Мы разговорились. Грузный сосед представился директором оборонного завода и сказал, что летит в столицу на несколько часов: «Получу в министерстве медали для работяг — и вечером обратно». Мы пили красное вино, обсуждали губернатора и танки, он жаловался на здоровье, а я уважительно кивал. Обменявшись по приземлении визитками, мы расстались едва ли не друзьями.

Несколько лет спустя я увидел грузного соседа по телевизору. Директора арестовали по какой-то экономической статье. Летать в столицу за медалями будут другие.

Иллюстрация: Алексей Бархатов.

Здравствуй

Сейчас перечитаю несколько смс и лягу спать. Спокойной ночи, смешные друзья и милые подруги. Вы все просто замечательные. И я рад знакомству с вами. А если мы с вами пока не знакомы, то непременно — буквально, обязательно — познакомимся. Этому я тоже рад. В общем, подруги и друзья, счастья вам и вашим близким. Берегите себя, любите друг друга, ну, что еще в таких случаях говорят. Будьте здоровы, оставайтесь такими же прекрасными.

Если честно, всеми счастливыми минутами своей жизни я обязан кому-то из вас. Кто-то сказал приятное, кто-то передал привет. Другой, заметив бредущего по улице меня, помахал рукой или даже подмигнул.

Мелочи, казалось бы, но в памяти остаются именно они.

Чтобы остаться в чей-то памяти, подойдите на улице к одинокому человеку, посмотрите в его красивые и грустные глаза. Посмотрите взглядом, который у вас самый пронзительный, самый нежный; в общем, самый-самый.. Посмотрите и скажите тихо: «Все будет хорошо, старина, все обязательно будет хорошо». Ну и обнимите его, если не испытываете неприязни к кинестетике. Вот так просто обнимите незнакомого одинокого человека на улице.

И этот незнакомый одинокий человек наверняка порадуется. Или посчитает вас сумасшедшим. Но точно запомнит.