Article

Тюлень

— А помните, у «Битлз» на альбоме «Клуб одиноких сердец…» этого, как его, «Сержанта», в общем, была песня «Я тюлень»? — неожиданно спросил меня пожилой таксист после традиционного монолога о бездушных роботах-навигаторах.

— Угу, — кивнул я, — помню.

— Я вот под конец рабочего дня чувствую себя как герой этой песни, — развил мысль таксист. — Я тюлень, ку-ку-ку-чу.

Битломан битломана видит издалека.

Article

Крутой Уокмен

print-walkman

Впервые кассетный плеер я увидел в конце восьмидесятых, когда батюшка принес домой конфискованный у расхитителей социалистической собственности видеомагнитофон. В фильме «Назад в будущее», который я тогда посмотрел раз восемь, уокмен и скейтборд были главными атрибутами крутости главного героя. Я очень хотел, чтобы у меня появились плеер и скейт.

Примерно в то же время у моей тетушки образовался новый ухажер, невероятно крутой по всем показателям. Он был матросом, носил длинные волосы, умел кататься на скейте и слушал плеер — какую-то советскую раздолбайку, перевязанную изолентой. Но это был настоящий плеер, совсем как у Марти Макфлая. В моих глазах новый тетин ухажер был почти небожителем. Я очень хотел, чтобы тетя вышла замуж за этого длинноволосого матроса со скейтбордом.

Ближе к середине девяностых я неожиданно обрел собственный плеер — дедушка где-то откопал произведенный на заводе «Вега» аппарат, который весил почти полкило и интересным образом обращался с пленкой. Почти каждая прослушиваемая на нем песня звучала как кошачьи завывания, но это не сильно смущало. У меня появился плеер! Это было очень круто. Не помню, какие именно кассеты были тогда в моем распоряжении, боюсь, одной из них оказался сборник хитов Вадима Казаченко.

Потом пришло время другой музыки. В 1996 году родители подарили фирменный уокмен. Маленькая черная коробочка была оборудована эквалайзером, а слушал я тогда в основном Bad Boys Blue и Smokie. В конце XX века ее сменил уже CD-плеер, а мои музыкальные пристрастия сместились в сторону Guns’n’Roses. С тех прошло почти пятнадцать лет, плееры стали меньше микро калькуляторов, которыми мы пользовались в школе, а внутри них такая крутая начинка, что ими можно, вероятно, запускать ракеты в космос. О музыке в таких условиях говорить как-то неловко.

Как-то слишком быстро мы перешли из аналогового мира в цифровой. Больше всего меня беспокоит исчезновение кнопок. Веками мы взаимодействовали с миром через физические контакты: дергали за веревочки, тянули рычаги, нажимали, наконец, на кнопки. А на что нажимать сейчас? Разве что вызвать лифт пока еще можно с помощью старой доброй кнопки, но столько этим лифтам осталось? Лет пять, максимум. Потом будем насвистывать номер нужного этажа или выводить пальцем закорючку на стекле.

Редкое удовольствие: отходить ко сну под музыку. Как это выглядело раньше? Наушники на голове, уокмен под подушкой, громкость регулируется колесиком, песни нужно перематывать кнопками. Сейчас же за музыку отвечает бездушный кусок высокотехнологичного стекла, которым на ощупь уже не поуправляешь, а что такое «перемотка» детям объяснить вообще невозможно.

В детстве я время от времени приходил на работу к бабушке, трудившейся главным бухгалтером на автобазе, и играл там со счетами. Я плохо представляю, как объяснить юным читателям, что такое «счеты», но все же попробую. Когда еще не было калькуляторов, арифметические действия выполнялись в уме или на счетах… Что? Объяснить, что такое «калькуляторы»?

На глазах одного поколения счеты уступили место дронам. Как это вообще возможно? Где общественная дискуссия по этому поводу? Где рефлексия? В какой момент научно-технический прогресс перестал быть поводом для разговора и стал чем-то вроде сменой обоев на рабочем столе (еще один пример новой лексики; представьте лет двадцать назад фразу «обои на рабочем столе»)?

Впрочем, я отвлекся.

Тетя в конце концов вышла замуж за длинноволосого. Почти сразу после свадьбы он подстригся, а вскоре после рождения сына забросил работу матросом. Скейт он продал, кажется, еще в восьмидесятых.

Иллюстрация: Алексей Бархатов.

Article

День тишины

Все началось с соседа сверху. Внезапно он выключил ненавистную дрель, впервые, кажется, за неделю. Вскоре перестал кашлять прокуренный старик на лестничной клетке. Собака на балконе дома напротив вдруг замолкла.

После этого волну надвигающейся тишины нельзя было остановить. Девушки в кофейнях прекратили неприлично громко обсуждать своих и чужих мальчиков. Строители и дворники перестали обмениваться через улицу репликами на незнакомом языке. Автолюбители больше не сигналили пешеходам, а мотоциклисты оборудовали свои агрегаты глушителями.

Потрепанная жизнью женщина, выясняющая по телефону отношения с сожителем, сменила крик на шепот. Умолкли назойливые уличные музыканты. Владельцы магазинов и ресторанов забыли про кретинские ритмы зарубежной эстрады.

Заботливые мамаши объяснили своим отпрыскам, что истошно орать по любому поводу — это не лучший способ разрешения конфликтов. Посетители караоке-баров отложили микрофоны. Вдруг оказалось, что радоваться победам национальной сборной можно и без лишних децибелл.

Свистелки, дуделки и перделки отправились на свалку. Громкая музыка не доносилась больше из окон проезжающих мимо машин. Городские сумасшедшие, еще вчера напрягавшие всех странным бормотанием, перешли на интеллигентное едва слышное икание.

Тишина и покой продолжались до тех пор, пока мудак из квартиры этажом выше вновь не включил свой проклятый перфоратор.