Back in the USSR

Кажется, что все американцы либо уже побывали в России, либо вот-вот туда отправятся.

Два древних деда в табачной лавке в Джорджтауне прохрипели, услышав наши акценты, что были в России — один десять лет назад, другой в шестидесятые. Воображение рисует разные сценарии того, как американец из Джорджтауна мог оказаться в Советском Союзе пятьдесят лет назад, надеюсь, что верный все-таки не тот, что приходит в голову первым.

Три девушки в лифте отеля на Уошингтон-Серкл, подслушав наш разговор о творчестве ансамбля «Пошлая Молли», сообщили по-русски, что улетают завтра в Санкт-Петербург на двухмесячную стажировку. Они были в купальниках, поэтому я не смог выяснить подробности стажировки — неловко себя чувствую в компании девушек в купальниках.

Водитель «Убера» с непроизносимым именем родился в Нидерландах, а его предки, как я понимаю, были выходцами из Вест-Индии. Последние двадцать лет он живет в Вашингтоне и работает охранником в местном выставочном центре, но до этого жизнь его изрядно помотала. Разумеется, он тоже побывал в Москве, где, кстати, живет его кузен с семьей. Еще он был в Румынии и Молдавии, Венгрии и Хорватии — то есть, более-менее везде в восточной Европе. Как так получилось, спрашиваю. Так я же военным был, отвечает мой вестиндский здоровяк: «А хотите я свой микс включу, я же еще диджеем работаю». Пришлось исполнить с ним дуэтом песню Gangsta’s Paradise, надеюсь, вы никогда не увидите эту запись.

Дорогие американцы

За две недели в Штатах узнал больше о жизни случайных встречных, чем знаю о многих знакомых в России. Например, официантка Шэй, работающая в Red Lobster, несколько лет назад приехала со своей собакой с Восточного побережья в богом забытый городок у подножья Сьерра-Невада. «Всю жизнь прожила рядом со снегом, — говорит она. — А теперь езжу в горы специально на него посмотреть».

Тучный водитель Uber Тимоти на рождество участвовал в общегородском конкурсе некрасивых свитеров, совмещенном с бар-хоппингом. Две с половиной тысячи человек, пара десятков баров, но больше всего Тимоти запомнился огромный — «По сравнению с ним я ребенок» — мужик в свитере с единорогом и гирляндой.

В городке Коломе, где 170 лет назад нашли золото, ставшее причиной золотой лихорадки, мы встретили совершенно невероятного деда. Ему 80 лет, он работает волонтером в местном музее и рассказывает всем желающим не столько про музей, сколько про свою жизнь и жизни знакомых. Говорит, что считает себя начинающим писателем и публиковался в местной газете, пока она еще выходила. Кажется, что самым большим потрясением в его жизни была встреча с Человеком-кустом в Сан-Франциско: «Я иду, а он как выскочит!». Когда мы сказали, что Человек-куст умер несколько лет назад, дед расстроился.

Ираклий

Ираклий знает только два слова по-английски: «хеллоу» и «ноу». У него нет обратного билета. «Если не понравится в Лондоне, улечу через три дня, если понравится — через семь», говорит он. Но у Ираклия есть козырь в рукаве — греческое гражданство. Второе гражданство, как он постоянно напоминает: «Я гражданин России, но с греческим паспортом». Греческого загранпаспорта, впрочем, у Ираклия нет — его срок давно истек — зато есть российский загран и греческий айди. Я предложил Ираклию перевести его диалог с офицером, в основном, чтобы посмотреть, как его пропустят через границу с таким набором вводных, а в результате узнал в подробностях невероятную историю его семьи.

Ираклий — грек, хотя родился в Тбилиси, а последние 17 лет живет на российском Кавказе. Его предки перебрались в Российскую империю в 1824 году, сбежав от османов. После пересечения границы им дали пять рублей золотом на обустройство и новую фамилию: Милодонисы стали Миловидовыми. Мнения самих предков при этом не спрашивали: просто поменяли фамилию и всё. Семья полтора века поддерживала свои традиции: деды Ираклия говорили на понтийском языке, сам он его немного знает, но на современном греческом уже не говорит, только что-то понимает.

Ираклий с детства привык к отсутствию границ: «Мы говорили, что едем «в Харьков», а не «на Украину». В Харькове он учился, а в начале 2000-х перебрался в Россию, где построил небольшой мукомольный завод. Перед этим он успел получить греческое гражданство: говорит, что тянул до последнего и занялся этим только через несколько лет после всех родственников и знакомых. Греческие чиновники тогда решили все формальности за пару дней, в процессе поменяв фамилию Ираклия с Миловидова на Милодониса. Есть что-то общее у клерков Российской империи и современной Греции.

Эта чехарда с фамилиями задержала нас на границе минут на двадцать: британский пограничник долго не мог понять, почему в греческом удостоверении и российском паспорте указаны разные фамилии. В конце концов мой дар убеждения и доверительное лицо Ираклия перевесили сомнения офицера: мы оказались в Англии, обменялись телефонами и разошлись по своим делам.

Кончита

Познакомились сегодня с Кончитой. Кончите восемьдесят четыре года и по вечерам она сидит на скамейке напротив ресторана, где работает, кажется, вся ее семья. Ресторан называется «У Сальваторе», а сам Сальваторе то ли сын, то ли зять Кончиты. Не знаю, зачем старушка наблюдает за трудами своих многочисленных родственников: возможно, она их контролирует, а может приносит им удачу.

Ресторан, кстати, отличный, обязательно загляните туда, когда будете в Трапани. Особенно Сальваторе удаются мидии, он вытворяет с ними совершенно невероятные вещи: я, например, съел что-то около трех килограммов. Ну, или не три, но, по крайней мере, удовольствия получил много.

И, да, если встретите Кончиту, передавайте ей привет.

Желтые полосатики

Жизнь — как спинка желтого полосатика. Еще вчера я ненавидел все русское, а сегодня понял, что и среди дорогих россиян есть, оказывается, приятные люди.

В любимой пивнушке, что через дорогу от офиса, не оказалось анчоусов.

Я, знаете, очень полюбил в последнее время анчоусы. Сложно придумать что-то более подходящее к вечерним посиделкам со сметами, проектами и концепциями, чем холодное пиво и соленые анчоусы. Но сегодня этих сушеных малышей в пивнушке не оказалось, а передо мной встал неочевидный выбор: чем заменить незаменимых анчоусов.

Когда я зашел в любимую пивнушку, перейдя перед этим вброд реку грязи, разлившуюся по улице Челюскинцев (на дворе, напомню, начало декабря), там уже стоят потрепанный мужичок, которому суждено было стать героем моего рассказа. Мужичок с густыми усами и влажными глазами старательно выбирал пиво (взял в итоге три литра «Жигулевского») и рыбку. Потом тщательно отсчитал нужную сумму и протянул продавщице несколько смятых бумажек и мелочь.

Пока он прятал покупки в объемных карманах своей куртки цвета хаки, я попросил барышню за прилавком оформить мне полтора литра «Крюгера».

«И анчоусов», со знанием дела добавил я. «Анчоусов сегодня нет, появятся только завтра», участливо ответила продавщица.

Нет моих любимых анчоусов. Только завтра появятся мелкие соленые тушки, от которых остается такое приятное послевкусие, и которых так вкусно запивать пивом.

Мужик, о котором я, начав волноваться из-за анчоусов, уже позабыл, прервал мои размышления о судьбах рыбной промышленности тихим предложением: «Попробуйте желтого полосатика, мне очень нравится». Я снисходительно объяснил мужичку, что полосатика никогда не ел, рисковать не хочу и вообще пришел за анчоусами. «А вы попробуйте и тогда определитесь», сказал еще тише мужичок, доставая из объемного кармана пакетик с рыбой и протягивая его мне. Взяв из пакета одну тушку — скорее из вежливости, чем из интереса — я отправил ее в рот, пробормотав что-то вроде «Спасибо, уважаемый».

Не дослушав меня, мужичок вышел из пивнушки, отправившись преодолевать разлившуюся на улице Челюскинцев реку из грязи и мокрого снега.

В Сибирь пришла зима.